Radio Liberty - Радиостанция "Свобода", Иван Толстой . 12. 2009
Интервью Ивана Толстого с Александром Шлепяновым,
После вступления:
И.Т. – Как отразился кризис на международном рынке русского искусства?
А.Ш. – Как говорится, нет худа без добра: кризис заставил аукционы подтянуться, строже отбирать вещи, тщательнее готовить каталоги. Когда покупатели перестали рвать из рук все что попало, многие аукционы серьезно задумались о просветительской роли русских торгов, о том, что людям надо доходчиво объяснять, что и почему они должны покупать.
Стоит отметить в этом смысле наредкость любовно и профессионально сделанный каталог икон на аукционе Макдугалл. Для собирателей и ценителей икон он стал сенсацией. Со времен Джона Стюарта, покойного эксперта Сотбис, такого качества иконных каталогов мне видеть не доводилось нигде.
Вообще кризис все расставил по своим местам: люди стали покупать только то, что представляется им абсолютно надежным. Поэтому не пострадали от кризиса старые мастера или импрессионисты – цены на них совершенно не упали. Поэтому на русских аукционах стало гораздо меньше современного искусства, часто граничащего с шарлатанством, а там, где оно все-таки появлялось, результаты были довольно бледные.
И.Т. – А какая ветвь русского искусства все-таки показала лучшие результаты?
А.Ш. – Замечательную устойчивость к кризису показали русские художники Парижской школы. Ну смотрите: на вечерних торгах Сотбис самой дорогой картиной стала Александра Экстер – больше миллиона фунтов.
На дневной продаже дороже всех оказался другой русский парижанин – Григорий Глюкман. Блестяще продавался Георгий Лапшин – его вещи впервые поднялись с 15 тысяч до ста с лишним.
Теперь посмотрим на Кристи:
Картина Малявина «Катанье на санях» установила рекорд – 517 тысяч, вслед за ней шла пастель Зинаиды Серебряковой – оба, как вы понимаете, парижане.
Наконец, Макдугалл:
Две самые дорогие работы – Серебрякова и Рерих, обе зашкалили за миллион. Если принадлежность Серебряковой к парижской школе сомнений не вызывает, то Рерих стараниями советских искусствоведов ассоциировался у нас исключительно с Гималаями. Между тем он был действительным членом Осеннего салона в Париже, бесконечно в Париже выставлялся, его вещи покупал и Лувр, и Люксембургский музей Парижа, в 1930-м году в Париже был создан его музей, не говоря уже о том, что он был кавалером ордена Почетного легиона. Так что при всем желании Рериха от Парижа оторвать никак не возможно...
Ну и наконец на последних торгах Кристи в Южном Кенсингтоне самым дорогим лотом стал эскиз декораций к опере «Золотой петушок» Натальи Гончаровой, опять-таки бесспорной русской парижанки.
Но не надо забывать, что лондонские аукционы – это только верхушка айсберга. Всего месяц назад продан за 10 с лишним миллионов Кандинский, в Нью-Йорке на-днях продана лучшая, самая знаменитая картина Кременя, в Израиле на прошлой неделе продавали замечательную работу Абрахама Минчина с оценкой 120-140 тысяч, а ведь впереди, 16-го декабря, еще и аукцион Агюттс в Париже, где уже сплошная парижская школа: Маревна, Коровин, Шмаров, Милиотти, Александр Яковлев, Шухаев, Ладо Гудиашвили, Серж Иванов, Андрей Ланской – целое созвездие прекрасных дарований!
Впрочем, ничего удивительного в успехе русских художников парижской школы я не вижу: в то время, как их собратья в СССР пытались выжить в казарменных условиях соцреализма, русские парижане развивались свободно, их талант не «направляли» ни партия, ни правительство, ни газета «Правда», и поэтому каждый смог выразить все то, что было ему даровано Богом...
И.Т. – Но все-таки, если обратиться к цифрам: как отличается нынешняя русская неделя от предыдущей?
А.Ш. – Цифры простые: продано (только в Лондоне) на 65 с чем-то миллионов долларов, почти на 20 миллионов больше, чем весной.
Какая-то русская газета написала, что торги не провалились только потому, что много было иностранных покупателей. Наверное, им из Москвы виднее, но я был на всех без исключения аукционах и могу вас заверить, что бились в основном русские дилеры и коллекционеры, которых я прекрасно знаю, а те немногие западные дилеры, которые там были, покупали, как правило, по заказу русских клиентов, живущих не только в России, но и на Западе. И девочки, которые принимали телефонные биды, все как одна говорили на чистом русском языке.
Вообще некоторые обозреватели не совсем корректно сравнивают отдельные не самые удачные торги с тем, что было год или два назад. Особенно достается в этом смысле вечерней продаже живописи на Сотбис.
Но ведь надо понимать, что там происходило: в 5 вечера началась продажа вещей из собрания Великой Княгини Марии Павловны.
Ажиотаж был невероятный:
Сперва какой-то портсигар продался за 277 тысяч! Безумная цена! Потом другая сигаретница Фаберже сделала 577 тысяч! Народ затаил дыханье! А потом коробочка Михаила Перхина рванула 600 с лишним тысяч!!! Ну и дальше в том же роде, словом – продались все лоты, 100%!!! Это бывает ОЧЕНЬ редко, поверьте.
Ну и не успели люди перевести дух после этого потрясения, как уже в 7 часов началась продажа картин. И картины были далеко не самые лучшие, потому что владельцы боялись ставить на продажу свои шедевры во время кризиса. Так что совершенно естественно, что в зале после невиданного подъема начался некоторый спад, не говоря уже о том, что люди успели потратить большие деньги, больше, чем рассчитывали, и далеко не все были готовы сразу же тратить дальше.
Да, некоторые аукционы в этот раз сделали основную ставку на прикладное искусство – и они не прогадали! Оно имело невероятный успех – и тут мы снова возвращаемся к вопросу о надежности вложения средств. Конечно, такие вещи, как фарфор 18-го века, или работы Фаберже, или старое серебро – это всегда верная инвестиция, и никакого сравнения с заспиртованной крысой, кляксами на паркете или другими подобными шедеврами современного искусства тут быть не может.
Т.е. совершенно очевидно, что у людей на руках все еще очень много денег, и они озабочены тем, чтобы как можно вернее «припарковать свои миллионы», как выразился в кулуарах этих аукционов один почтенный новорусский господин...